Дешёвая дхарма
В «Тарантиновской» вселенной учителя тантры Дэвида Дейды, Бог играет в рулетку с сексом и смертью где-то на пути к просветлению.
Автор: Росс Робертсон
Секс на похоронах
Всем известно – секс продаётся. Но также секс убивает (in delicato flagranto morto, что означает «умереть со спущенными штанами»). Секс может создать самые крепкие и тесные узы из известных человечеству – и может быстро разрушить их. И если общепринятые взгляды, продающиеся на современном рынке духовности, правдивы, секс может даже является главным в постмодернизме путём к просветлению.
Конечно, существует много разногласий по поводу того, действительно ли секс ведёт к счастью или нет, не говоря уже о духовном освобождении. Специалисты в области приматологии (науке, изучающей приматов), говорят о том, что это, по крайней мере, подтверждается у бонобо, или карликовых шимпанзе, которым частые половые акты помогают сохранять спокойную обстановку в стае и сводить количество конфликтов до минимума. Но с человеком дело обстоит намного сложнее. Когда заходит речь о человеческой природе, секс и эволюция несомненно идут рука об руку, но какая связь между сексом и духовным развитием? Сексом и сознанием? Сексом и Богом?
Бог. . .секс. . .смерть. Эти три вещи в течение как минимум нескольких тысяч лет вызывали у человечества наибольший интерес, и не удивляет тот факт, что для многих из нас – если не для всех –эти вещи остаются таковыми и поныне. В действительности, часто можно проследить связь их друг с другом, начиная с французского словосочетания, обозначающего оргазм (petit mort, или «маленькая смерть»), и заканчивая поведением самок богомола, которые иногда откусывают голову своего партнера во время спаривания. Восточные религиозные традиции, от Индусской и Буддийской тантры до Китайского Даосизма, долгое время считали, что божественное существует не отдельно от нашего мира и нашего тела, но неразрывно связано с ними, и что сексуальность может быть путём, соединяющим с Богом (и даже с бессмертием). Миллионы представителей Западной культуры в 60е – 70е года верили, что если они научатся любить – и заниматься любовью – свободно, без страха и без всяких комплексов, то они не только будут получать удовольствие от улучшившихся отношений, но им также станут доступны бесконечная радость и экстаз, которые поколение их родителей не могли себе даже представить. И большинство видных деятелей в духовной сфере современности, таких как Марго Ананд, Мантэк Чиа, Дженни Вейд, Диан Мушо Гамильтон, Тони Роббинс, Саниель Бондер, Миранда Шо, и Марианна Вильямсон, согласны, что любовь, секс и романтические отношения являют собой один из самых эффективных способов движения к, и сквозь цельное святое пространство жизни.
Но пожалуй ещё ни разу за всю долгую, полную событий и скандалов историю человечества Бог, секс и смерть не связывались между собой так, как это сделал Дэвид Дейда: самый популярный в мире тантры законодатель мод и провокатор двадцать первого века.
Автор десяти книг, изданных на более чем двадцати языках, среди которых: «Путь Настоящего Мужчины» («The Way of the Superior Man»), «Поиск Бога через секс» («Finding God Through Sex»), и «Мгновенное Просветление: Быстрое, Глубокое и Сексуальное» («Instant Enlightment: Fast, Deep, and Sexy»), и ведущий серии разрушающих запреты семинаров эзотерического искусства секс-йоги под названием «Безумные Ночи» («Wild Nights»), Девид Дейда за последние десять лет создал себе в духовной сфере образ, самый узнаваемый – и самый спорный – образ Казановы. Тысячи людей испытали на себе его методы, тысячи других страстно изучали и обсуждали их – доказательство нехватки в пост-традиционных духовных кругах точки зрения, могущей пролить свет и согласовать три сферы жизни, которые мы часто отчаянно хотим понять: сексуальная близость, духовное пробуждение, и конечная цель нашего существования.
“Я искал возможность объединить мой интерес к Буддизму с моим неравнодушием к женщинам”, – сказал один участник семинаров Дейды, – “похоже что это то самое”.
Несомненно, мы одержимы сексом, и в то же самое время смущаемся его, и при всех наших попытках найти достойный выход из затруднительного положения, даже у самого находчивого из нас с трудом хватает сил, чтобы не потеряться. Говорят, что в былые времена, когда у людей, вставших на путь духовности, с сексом были сложные отношения, давший обет безбрачия монах Св. Августин вынужден был создать доктрину первородного греха с целью найти какое-то объяснение непостижимой силе своего желания. С тех пор мы прошли долгий путь. Сейчас, на фоне «Girls Gone Wild» (серия эротического видео), культурного пласта, пронизанного чувственным наслаждением, наш опыт секса и чувственности может быть запутан как никогда – секс одновременно более посредственный, делающийся «впопыхах», и более свободный от морали и этики прошлого. В наши дни встаёт следующий вопрос: Какая форма духовности может вместить и объединить всё это? И для того, кто есть дитя (или внук) духовной и сексуальной революции шестидесятых, может ли быть ответ лучший, чем путь, который не просто совпадает с идеей абсолютной сексуальной свободы, но основан на ней?
«Мы умрём полностью удовлетворённые, или мы умрём неудовлетворённые, по-прежнему ждущие», пишет Дейда в предисловии к своей книге «В ожидании любви» («Waiting to Love»). «Наш час настал. Давайте вести себя неприлично, как любовники на похоронах, смело и не смущаясь ласкать друг друга, и смеясь отдавать нашу любовь в жертву во имя смерти». Если вы ещё не знакомы с его работой, его неуважение и нескромность есть часть того, что сделало его таким модным в растущих кругах общества искателей возможности выйти одновременно и за рамки табу и формальностей, существующих в мировоззрении традиционных религий, и за пределы нежной чувствительности среднестатистического политически корректного, одухотворённого образа «порядочного человека». За последние десять лет обратить на себя очень много внимания помогли ему основные принципы его философии – что Бог и секс, смерть и жизнь, сознание и энергия есть части одной божественной игры, и в любой момент тебя может переехать грузовик или в тебя может ударить молния, поэтому сейчас настало время преклониться пред алтарём жизни, любви и оргазма, как будто это твой последний день. Но эти принципы также несут в себе некую двусмысленность и путаницу.
«Мы живём в постмодернистском мире», – сказал однажды бывший президент Чехии Вацлав Гавел, – «где всё возможно, и практически ни в чём нельзя быть уверенным». Интересно отметить, что специфический бренд тантрической духовности Дейды можно рассматривать одновременно и как выход из того самого затруднения постмодернистского мира, и как реакцию на него. Я, по сути, идеальный представитель эпохи постмодернизма – женат, детей нет, постоянно преодолеваю сложности жизни, постоянно сексуально озабочен, серьёзно увлечён вопросами духовности – и точку зрения Дейды по вопросам взаимоотношения полов, секса и духовной свободы считаю одновременно увлекательной и часто сложной для понимания. Это многослойная и многогранная структура, наполненная множеством озарений и открытий, особенно в области роли и функции полов в этом запутанном, беспорядочном мире современных отношений. Многое из того, что он сказал по поводу полов, действительно довольно классно. Многое из того, что он сказал по поводу секса…как бы это выразить…более спорно? Лично я никогда раньше не занимался сексом на похоронах, и я не думаю, что этот пункт один из первых в моём списке приоритетов, но Дейда, несомненно, старается изо всех сил, переопределяя значение понятия «секс-позитив», и есть некая часть его высказываний, с которыми я полностью согласен. Наконец, есть духовная сторона его философии, которая абсолютно не похожа ни на что – и иногда она выглядит как полная чушь.
Доморощенное учение Дейды, запутанное, неуклюже сложенное, местами являет собой несочетаемую смесь популярной психологии, тантрической философии, интегральной софистики, нондуалистических духовных учений, и старомодной бравады «безумной мудрости» («crazy wisdom»). В настоящее время я исследую эту территорию, и я постараюсь обойти её целиком шаг за шагом на протяжении всей моей статьи. Пока достаточно сказать, что необычная позиция Дейды в вопросах просветления, освобождения, изначальной природы реальности вызывает необычайно богатую палитру духовных и культурных реакций. И этот разноцветный микс позволил ему создать довольно лояльное – и многообразное – наследие за последние годы.
Взять, к примеру, его последний “легион” почитателей. В 2007 Дейда возглавил конференцию в Торонто, организованную группой под названием «Настоящие Соблазнители» («Natural Seducers»), являющейся частью развивающейся субкультуры, получившей известность некоторое время назад как «общество обольщения» – свободной организации пикаперов-мастеров (PUAs, ПАМ), увлекающихся совершенствованием искусства съёма. Впервые упомянутое в 2005 году автором Нейлом Штраусом в его книге «Игра: проникновение в тайное общество пикаперов-мастеров» («The Game: Penetrating the Secret Society of Pickup Artists»), явление это обрело с тех пор большую популярность; сегодня их собственное реалити-шоу «Пикапер-мастер» («The Pick-Up Artist»), собирает миллионы зрителей на канале VH1. И члены PUAs тянутся к Дейде, как пресловутые пчёлы на мёд. По данным неофициального исследования, проведённого журналом EnlightenNext, примерно половина из результатов поиска в поисковой системе Google по имени «Дэвид Дейда» за шесть месяцев 2008 года имеют ссылки на блоги и сайты PUAs, возносящие молитвы его философии как главному ключу к сексуальному мастерству. Один из блоггеров сайта naturalseducers.com пишет:
Работа Дэвида не для простых, навязчивых и прямых как удар палкой по голове пикаперов… мелко плавающих охотников за влагалищами и кретинов, не имеющих успеха у женщин (если вы один из таких, даже не утруждайте себя и не читайте дальше). Она для мужчин и женщин, которые не собираются терпеть заурядность в сексе и отношениях. Она для тех, кто хочет уйти от поверхностных отношений с женщинами и кто готов проникнуть в новые области персонального мастерства, сексуальных контактов и жить раскрепощённой и свободной жизнью, такой, что когда вы умрёте, вы не будете жалеть о потерянном времени.
Это открытое сотрудничество между признанным духовным учителем, таким как Дейда, и имеющим подозрительную репутацию «обществом обольщения» вызвало бурную реакцию, причём некоторые комментаторы были вне себя от ярости, в то время как другие не могли толком понять из-за чего вся эта суета. Что касается самого Дейды, то он пытался держаться в стороне от всего этого, размещая на своём сайте аудиофайлы, в которых объяснялось что его идеи не предназначены только для того, чтобы способствовать удачным результатам в спальне. Но тайна уже, кажется, раскрыта, и накопившиеся вопросы, которые постепенно выплывают на поверхность в течение длительного времени, теперь отчаянно требуют ответа: О чём конкретно работа Дейды на самом деле? Откуда берутся его идеи, и не ведут ли они в ложном направлении? Почему подобные нео-тантрические учения так часто оказываются первоисточником неуверенности и путаницы, и что эта путаница говорит нам о господствующем культурном отношении касательно более глубоких связей между духовностью и сексом?
Вот те вопросы, которые мы очень хотели бы задать ему лично, но он вежливо отказался от интервью для этой статьи. Он сказал, что боится быть неправильно понятым из-за тонкой, сложной и всеобъемлющей природы его работы.
Чувствуй без ограничений
«Дао Стива» («The Tao of Steve»), оригинальная романтическая комедия от компании «Sony Pictures Classics», это история о грузном здоровяке-философе по имени Декс и его духовном искусстве соблазнения, основанном на экстравагантной комбинации Хайдеггера, Кьеркегора, и Восточной философии. В одном из эпизодов фильма Декс обучает своего юного протеже тонким нюансам «Дао Стива», когда его ученик, очень уставший от постоянных усилий, восклицает: «мне не нужно просветление, Декс. Я просто хочу найти девушку!», Декс отвечает невозмутимо: «Это всё взаимосвязано».
В то время как может и не быть секретного братства просветлённых ловеласов, ведущего свою историю со времен античности, связь между духовным возрождением и знанием о законах мироздания, основанных на противоположных сексуальных началах, отсылает нас как минимум к древней Индии и Китаю. Для старых мастеров тантры, вселенная приводилась в движение бесконечной любовной игрой шивы, статического мужского начала (представляющего сознание), и шакти, динамического женского (представляющего энергию, создание и изменение). Их Даосскими аналогами в Китае были инь и янь, и хотя составляющие определялись немного по-разному, базовое представление о биполярном мироздании, бесконечно балансирующим между мужскими и женскими силами, было одинаковым. Вообще говоря, традиционные тантрические практики – которые иногда включали в себя ритуальные сексуальные контакты – затрагивали некоторые формы взаимодействий с тонкими жизнепробуждающими энергиями, известных из Санскрита как prana (прана) или kundalini (кундалини), а из Китайского как chi или qi (ци, иногда чи). Конечная цель этих практик одновременно проста и глубока: Объединить землю и небеса путём приведения микрокосма (отдельного практикующего) в большее соответствие с макрокосмом (гармоничным мирозданием). И, согласно известному специалисту по индийской культуре Георгу Ферштайну, вместе они представляют собой «самую изощрённую попытку древнего мира направить огромный запас сексуальной энергии, заключённой в наших телах, на духовные цели».
Но это было тогда, а вот что сейчас. «В первые десятилетия двадцатого века», – объясняет Ферштайн в книге «Священная сексуальность: Эротический дух в величайших религиях мира» («Sacred Sexuality: The Erotic Spirit in the World’s Great Religions»), – мы видим «появление первых Западных школ этой древней традиции. Эти школы Нео-Тантризма, в общем и целом, есть популяризация тантрических учений, а вместе с ними и многочисленных заблуждений на этот счёт». Прежде всего, тантрический секс в пред-современной Азии подразумевается в контексте религиозных и культурных структур, которым абсолютно чужда постмодернистская уязвимость, и с точки зрения Ферштайна это абсолютно однозначно является проблемой. «Мы не можем отделять сексуальные техники от их духовной и моральной основы», – предупреждает он, – «без риска исказить традиции, которые мы выбрали как ориентир, и ухудшить качество нашей жизни». Вдобавок, история современной популярной тантрической философии может быть в чём-то даже ещё хуже чем эта. Как минимум, современные формы «священного секса» следует воспринимать в своём собственном контексте и со своими собственными понятиями, и здесь точно не обошлось без прецедентов.
Другая (возможно наибольшая) сложность в понимании смысла нео-тантры в век свободы, информации и порносайтов – это его неоднозначность. С одной стороны, глубоко дуалистическая, с её акцентом на взаимодействие мужского и женского начала, тантрическая философия явно нондуалистическая с другой стороны, поскольку стремится охватить и вобрать в себя весь окружающий мир, включая все желания и порывы тела, которые часто характеризуют как самую большую ловушку на пути духовности, и в то же самое время изо всех сил стремится выйти за пределы этого мира.
Ферштайн описывает эту идею как то, что
Божественное не отделено, подобно представлениям монотеистических религий, от созидания бездонной пропастью, напротив, мир это один из видов проявления Божественного. . . . Это революционное понимание выражается на Сакскрите равенством “samsara=nirvana”, что означает, что изменчивый мир идентичен бесконечно неизменной Реальности.
Конечно, всегда было большим вопросом, как реально жить в соответствии с такими радикальными нондуалистическими принципами, и выражаясь духовным языком, становиться знатоком тантры всегда было немного похоже на процесс получения степени Доктора философии. Если же выражаться простым языком, можно вспомнить старую поговорку по поводу игры с огнём: “Если будешь неосторожен, то рискуешь обжечься”.
Дэвид Дейда был студентом ныне покойного Ади Да Самрадж, духовной фигуры ещё более неоднозначной, который, наряду с такими личностями как Чогьям Трунгпа Ринпоче и Ошо Раджниш, был одним из самых известных модернизаторов тантры двадцатого столетия. Все трое были духовными гигантами, признанными и почитаемыми большинством как яркие интерпретаторы Восточного учения для Западного мира. А также каждый из них бывал предметом споров и не раз обвинялся в измене, как супружеской, так и по другим поводам. Ади Да, например, был страстным проповедником йогического сексуального пробуждения как «процесса, в котором человечество, в виде индивидуумов, которые несут ответственность за свою любовь, жертвует собой без остатка во имя Общества». С другой стороны, его собственные эксперименты с наркотиками, алкоголем, свингерством, и «безумной мудростью» («crazy wisdom»), явились результатом нескольких судебных процессов и его внезапной миграции на труднодоступный остров на Фиджи.
В соответствии с полубиографической работой Дейды «Безумные ночи» («Wild Nights»), некий таинственный человек по имени Миконос (Mykonos) повлиял на него как минимум также сильно как непосредственно Ади Да.
Миконос был одним из самых усердных студентов Да, и он посвятил Дейду в традиции «безумной мудрости» своего гуру, взорвав убеждённость Дейды в том что значит быть истинным искателем. Этот вульгарный, задиристый ветеринарный врач из Вьетнама был ярым сторонником всего, что Дейда считал прямо противоположным духовной жизни – алкоголя, курения, группового секса – и при этом ещё обладал особой самоуверенностью и непринужденным влиянием на людей, которое чувствовали все оружающие. «Чувствуй всё», – взывал он к каждому члену неформальной группы его последователей, – «Чувствуй без ограничений». И позвольте вас предупредить – он не шутил. По мере того как Дейда узнавал его всё лучше, он видел что многие его идеи терпят крах, особенно идеи важности духовной чистоты, пристойности, и отказа от того, чему он оставался верен всё время, что себя помнит:
«Наш бедный дружок здесь», – проговорил Миконос, кивнув в мою сторону, – «Он боится трахаться. Он боится танцевать с дамой, мама. Он хочет стоять в стороне и наблюдать, как учёный. Он боится выходить из комнаты, боится потерять свою чистоту и покой, которых он достиг тяжёлым трудом. Он боится потерять своё драгоценное спокойствие. . .[Но] наш мальчик не познает абсолютной любви, он не познает что такое настоящая свобода, пока не сможет трахнуть тебя, и быть трахнутым тобой так, чтобы только свет Единого Бога озарял его жилище. . . .В нашем мире нет ангельских крыльев и белоснежных башен. Быть может, когда ты умрешь и попадешь в мир иной, ты станешь золотым лучом света. Но не так освещает любовь царство людей. Здесь, в мире горячей крови и розовой плоти, Единый Бог несёт любовь через полное страсти тело».
Гм.
Во время встреч со сквернословом Миконосом выкристаллизовывались и принимали форму основные черты образа Дейды как сторонника неотантрической философии. Он пришел к видению сексуальности – и смелости использовать её нахально, грубо и без предупреждения – одновременно как идеального проявления в действии двух противоположных сексуальных начал, и как идеальной среды для полного понимания духовной жизни и практики. Секс, по Дейде, там, где попытки отказаться от старых, полных страха, эгоистичных привычек и шаблонов самые усердные – и следовательно приносят наибольшее освобождение. Это главный тренировочный полигон для того чтобы научиться «открываться любви». И поскольку это самый короткий путь к встрече с тонкими мужскими и женскими силами, которые предопределяют все процессы во вселенной, он полагает, что увеличение нашего сексуального опыта увеличивает и обогащает любой другой наш опыт.
«Есть энергетический свет как аспект существования, и сознание как аспект существования, и они неразделимы», – говорит Дейда, – «Свет это сияние сознания. Сознание это наличие света или энергии. Это известный аспект энергии, их невозможно отделить друг от друга. Они вместе, вот почему секс так приятен, потому что секс это краткое повторение на человеческом уровне сознания и света в форме одного целого».
Для того чтобы узнать, правильно ли я всё понял, оставим в стороне вопрос о том, действительно ли секс так приятен по этой конкретной причине или это связано в большей степени с осуществляемым веками сочетанием действий: сначала раздеться догола чтобы затем тереться своими гениталиями. Сознание, как описывает его в своей работе Дейда, мужское начало – стойкое, проникающее, невозмутимое, и инстинктивно способное проникать в женское, ведущее к Богу. Свет, с другой стороны, женское начало – жаркое, горячее, притягательное, жаждущее быть изнасилованным, ведущее к краю экстатического безумия. Мужчины имеют в себе больше мужскую сущность, объясняет он, а женщины больше женскую, но в конечном счёте неважно, какой партнёр какую сущность примет как свою. Согласно ему, главное – не подавлять ради равноправия эту мужскую/женскую активность и желание быть в роли насильника/жертвы, а принимать их как основу подлинных отношений и межличного обаяния. И это потрясающе смелое утверждение в наши дни, в социальном климате, определяемом идеалами равноправных отношений между полами, где выражают неодобрение и иногда категорически отвергают признание любых врождённых различий между мужчиной и женщиной.
Мы живём во времена «политически корректной одинаковости», пишет Дейда в работе «Путь Настоящего Мужчины» («The Way of the Superior Man»), в веке женоподобных мужчин и мужеподобных женщин, характеризующихся одновременно отсутствием чётких понятий о том, какова должна быть наша роль, и растущей неудовлетворённостью от простого выдумывания этих понятий по мере нашего развития. В своём призыве к мужчинам оставаться мужчинами и к женщинам оставаться женщинами в очередной раз – и не старыми способами, но двигаясь путём намеренного создания новых форм отношений – Дейда обращается к множеству людей на передовой, которые «готовы двигаться к новому этапу, основанному на . . . взаимоуважении и равноправии, но прославляющему сексуальное и духовное влечение как неотъемлемую часть мужского/женского начал». Такой путь к духовным глубинам, которых многим из нас так не хватает, очень выгодный, потому что соединяя себя с чьей-то сексуальной сущностью, соединяешь себя с истинами сотворения, которые отсылают к старому духовному представлению, что только одаряя других, «служа миру», можно стать по-настоящему счастливым. Дейда никогда точно не объясняет, какая связь между полным принятием чьей-то мужской или женской сущности и возможно ещё более глубоким открытием, что твоя жизнь не обязательно ничего не значит, если не живешь для чего -то большего чем ты сам. Зато он предлагает три основных стадии сексуально-духовного роста. Первая стадия характеризуется самообслуживающим эготизмом, а также традициональным для 50х годов распределением ролей по половому признаку – мужчины как кормильца и женщины как матери-домоседки. Вторая стадия – распределение пятьдесят на пятьдесят между эмпатией и балансом, которое в основном наблюдается на постмодернистском Западе сегодня, где равноправие и конгениальность в большой степени преобладает между полами и главное желание это действительно просто ужиться друг с другом. Дальше, говорит он, есть третья стадия, где мы наконец-то освобождаемся от робости и отсутствия эмоциональности, присущих взаимоотношениям второй стадии, и начинаем заново пробуждать мужскую целеустремлённость или женское желание любить, что якобы возвращает жизненную энергию и ведёт к обновлённому чувству осмысленного существования.
Такое глубокое тантрическое преобразование, по крайней мере в теории, даёт индивидууму возможность освободиться от зацикленности на себе и познать основной духовный контекст Дейды, используя который можно начинать практиковать «жизнь как любовь». И что это конкретно за основной контекст? Также как и в классической тантре, это осознание, что все проявления объективной реальности по существу являются нондуалистической «игрой», божественным проявлением энергий, полярностей и сенсорных объектов которые движутся сквозь наш повседневный опыт но не дают фундаментального объяснения кто мы есть. Вместо этого, нас определяет наша собственная глубокая субъективность, пространство, в котором проявляется весь наш опыт, выступающее в роли свидетеля сознание, которое видит, что всё приходит и уходит, но остаётся свободным от этого и неподвижным от этого. «Твоя работа, твои дети, твоя жена, твои деньги, твои произведения искусства, твои удовольствия», – пишет Дейда, – «поверхностны и пусты, если не плавают в глубоком море твоего осознанного бытия». Сам он часто определяет этот основной контекст, как способ жить так, будто ты уже умер, в безбрежных просторах отсутствия «надежды и мечты», за которые стоит держаться. «Нет ничего, что стоило бы ждать. Не примерять на себя будущее».
В конечном счёте, идея Дейды относительно третьей стадии «сверх-» мужчины или женщины означает ничто иное как тотальную трансформацию, радикальную реорганизацию мировоззрения относительно большинства абсолютных истин существования – которые, хотите верьте, хотите нет, заключаются в том, что их просто нет:
Истина по сути банальна. . . .Все картины в равной степени лживы; правда идиота не в меньшей и не в большей степени реальна, чем самое изощрённо-точное утверждение.
Как вы хотите чтобы была раскрыта сущность бесконечности – только дело вкуса.
Тайна, которая в данный момент являет себя самой себе через каждую дыру мироздания, которое есть всё вокруг.
И с этого момента, мадам и месье, всё становится очень мудрёным.
Странное объединение нирваны и нигилизма
«Криминальное чтиво» («Pulp Fiction»), фильм Квентина Тарантино. Сцена 72. Внутри едущего «Шевроле Нова» - утро.
Джулс за рулём, Винсент на пассажирском сиденье, Марвин на заднем. . . .Винсент поворачивает голову назад, в руке он сжимает пистолет 45 калибра.
Винсент: «Марвин, а что ты насчёт всего этого думаешь?»
Марвин: «Я вообще не знаю, что об этом думать»
Винсент: «Что значит не знаешь? Я имею ввиду, неужели ты думаешь, что это Бог
спустился с небес и остановил пули?»
Пистолет Винсента внезапно стреляет. Пуля попадает Марвину в грудную клетку, под горло. Он издаёт булькающие звуки и дёргается.
Джулс: «Эй! Что за херня?»
Винсент: «О, чёрт! Я случайно прострелил Марвину голову!»
Эта сцена, один из самых потрясающих и известных эпизодов культовой криминальной драмы «Криминальное чтиво» режиссёра Квентина Тарантино, только один из бесчисленных моментов чрезмерного насилия, которые обеспечивают развитие абсолютно несвязной, типично постмодернистской сюжетной линии. «Я снимаю фильмы про скитальцев», – говорит Тарантино, – «О людях, нарушающих правила». Обратимся к сцене насилия в одной из других его грандиозных эстетских кровавых бань, «Убить Билла» («Kill Bill»): «Это должно быть забавно и поэтично одновременно. И совсем немножко серьёзно. . .Всё вместе. Смешно. Серьёзно. Прекрасно. Пошло. Всё одновременно».
Когда я размышлял над затасканной дхармой Дейды – как предупреждал нас Дейда, она будет тонкой и сложной, особенно когда мы займёмся более серьёзными вопросами истины, реальности, свободы и просветления – я часто думал о Тарантино и о том как похожи они друг на друга. Они работают с одинаковой развязностью и в одинаковом мрачном комичном стиле, с практически диким неуважением к традициям и склонностью подрывать любой авторитет, до которого доберутся, включая свой собственный. Читая работы Дейды, я часто чувствовал себя так, будто я нахожусь в фильме Тарантино, когда он внезапно прерывал свою прозу и принимался язвительно жалить провокативными, вульгарными и неприличными фразами. Он всегда вставляет в текст слова «трахаться», «член», «шлюха», «влагалище», «сношаться», «анус», или «жопа», как будто ехидно выражая сомнение в своей аудитории: «Хватит ли у вас энтузиазма, хватит ли у вас свободы переступить через себя и почувствовать вкус реальности?» Когда я вижу что люди, родившиеся в годы демографического взрыва, ведут себя подобным образом, я, как имеющий членство в организации «Ген Икс» («Gen X»), всегда спрашиваю себя, кого они хотят удивить? К примеру, я открываю первую попавшуюся страницу «Безумных Ночей» («Wild Nights»), и читаю:
«Здесь есть кто-то, кто боится удовольствия?»
«Точно не я», – ответила Лэйла, дразняще поглаживая живот Миконоса. Мы все были довольно пьяны.
«Неужели?» – поднял брови Миконос, взглянув на Лэйлу. . .«Можешь ли ты получить удовольствие от своей половой щели и почувствовать его в своём сердце? Ммм? Можешь ли ты открыть своё сердце так же широко, как раскрыта твоя киска? Пережить этот трах полностью в своём сердце? Почувствовать всё твоё тело и сердце как одно большое влагалище? Широко раскрытое? Ммм?. . .Покажи нам своё тело как щель, которую отымел Бог, живой как любовь». . .Миконос сделал ещё глоток, оглядел комнату, а потом посмотрел прямо на меня. «Тебе нечего бояться. Ты уже умер. Это другая сторона», – Улыбнулся он, поглаживая себя.
Несомненно, Бог, секс и смерть. Как обычно эта троица вместе, как обычно с дозой нездорового обаяния, и как обычно с подмигиванием и кивком, которые кажется говорят: «Ты ведь понимаешь что я не всерьёз?. . .Или всерьёз? Почему ты так уверен?» Дейда предлагает читателям своей книги «Мгновенное просветление» («Instant Enlightenment»), например, поразмышлять над природой любви, счастья, и высшего сознания, сжимая свои соски и воображая себя при этом Матерью Терезой, представляя, что они искалечены в автомобильной аварии, или рисуя картины жизни «как жук в куче собачьего дерьма». Как Тарантино, возносящий бессмысленные диалоги на уровень поэзии, он любит развлекаться со своей аудиторией, всегда оставаясь при этом на шаг впереди неё.
«Это всё веселья ради», - написал фразу про Тарантино в своей статье за август 2004 года медиа-теоретик Томас де Зенготита, фразу, которую вместо этого с таким же успехом можно было написать про Дейду. Сенсуализм – в целом идеология веселья, но это конкретное веселье далеко не невинно. Оно было использовано чтобы выгородить последователей Тарантино и показать пальцем на всех тех, у кого с рождения вызывают отвращение картины насилия. Замените Тарантиновское насилие сексом, а его мрачную эстетику смерти, хм, мрачной эстетикой смерти, и окажется, что у Дейда та же базовая постмодернистская формула, которую брал с собой на Каннский фестиваль Тарантино – аристократический скептицизм и в грош никого не ставящее невозмутимое спокойствие.
И это возвращает меня к тому моменту, когда всё становится очень мудрёным. Когда Дейда говорит: «Истина по сути банальна» или «Все картины в равной степени лживы», это и есть фундамент, на котором всё стоит, эта постмодернистская среда, где честность относительна, а ирония, почти по определению, абсолютна. В духе постмодернизма, здесь нет такой вещи как абсолютная истина; истина скучна, слишком очевидна, неоригинальна. Истина для простых людей, и «Тайна, которая в данный момент…», заявляет Дейда, доступна каждому в равной степени, просто благодаря тому что он однажды родился. Она «являет себя самой себе через каждую дыру мироздания, которое есть всё вокруг». Истина – простая, дешёвая и лёгкая, так в чём проблема, парень? Так всё и есть, даже для большой части постмодернистской духовности. У тебя своя правда, у меня своя. Не будет большой неожиданностью, если сказать что наши представления о абсолютной истине, реальности и смысле настолько же продукт нашей эпохи как и наши представления обо всём остальном – природе, отношении полов, политике и т. д. Но что тогда делает духовное учение духовным, если в нём нет ничего что стоит выше него? Если всё в одинаковой степени высокое, есть ли вообще что-то высокое?
«Ешьте натуральные продукты», - говорит Дейда:
Чувствуйте себя здоровыми. Спасайте мир. Но в конечном счёте, мир разрушится. Это временно. Мы могли бы сделать его таким прекрасным, как только захотим, но всё-таки это временно. Настоящая цель третьей ступени - объединение попыток сделать лучше свою жизнь, жизнь других людей и жизнь всего мира, и начать следует с осознания, что как ни старайся, спасти всё это не удастся. Ты стараешься быть полезным изо всех сил, но комичность и жалость ситуации в том, что всё это в конечном итоге никуда не ведёт. Всё просто сгниёт.
Когда слышишь такие заявления, может показаться, что какой-то мастер Дзен-буддизма смеётся загадочным и свободным смехом, смеётся над луной, пустыми небесами, над неповторимостью и проходящей хрупкостью всех временных явлений. Но это не то же самое. Одним из наиболее частых возражений Дзен-буддизму, и его особому акценту на пустоту, со стороны философии, было то, что его сложно выделить из пустоты и бессмысленности нигилизма, и буддийские ученики и учителя часто пускались в долгие объяснения, пытаясь показать разницу. «Не нужно представлять себе», – пишет Д. Т. Сузуки (D. T. Suzuki), - «что Дзен – это нигилизм. Нигилизм – это саморазрушение, оно никогда не заканчивается. . .Когда говорят, что у Дзен нет философии, что он отрицает власть доктрины, что он считает всю так называемую священную литературу мусором, не стоит забывать о том, что Дзен держит в этом полном отрицании знамя чего-то довольно позитивного и бесконечно принимающего. . . . Чтобы быть свободным, жизнь должна быть бесконечным принятием.“
Однако, философы и литературные критики часто считают постмодернизм эрой, буквально определяемой нигилизмом и размытием границ между высоким и низким, правдой и ложью, смешным и серьёзным, реальностью и тем что только кажется. Мы настолько потерялись, что остаётся только смеяться над этим – отсюда популярность и уместность таких мастеров и авторов как Квентин Тарантино. И это нигилистическое настроение тем более сбивает с толку, когда обнаруживается именно на своём месте – в духовном контексте – там где его и ожидают как минимум обнаружить. Что приводит нас, мягко выражаясь, к безвыходному положению – Если нет ничего высокого, никакого абсолюта, ради чего жить? Чему поклоняться? К чему чувствовать почтение? Этим вопросом озадачены многие из величайших философов постмодернизма, и один из наиболее влиятельных, французский общественный теоретик Жан Бодрийяр, предлагает очень интересный ответ. Вне всякого сомнения, это ответ, который были бы рады услышать пикаперы-мастера.
Обольщение.
Я думаю, он подразумевает под этим привлекательность материального мира, чувственное очарование всего сущего, и несомненную открытость жгучего опыта. «Обольщение – элементарная движущая сила мира», - пишет Бодрийяр. «Что случится с добром и злом, с правдой и ложью, со всеми высокими чувствами, которые мы должны пережить, чтобы познать смысл жизни? . . .Обольщение сталкивает их друг с другом, объединяет за пределами смысла, в порыве энергии и страсти.» В эпоху материализма, когда любая иерархия ценностей ставится под сомнение, сложно не почувствовать силу страсти и энергии трансгрессии – отметающей приземлённость, дающей выброс адреналина при выходе за пределы табу – силу, которая унесёт нас, пусть на мгновение, за невыразительный горизонт окружающей нас действительности.
«Я хочу превзойти все ожидания», - говорит Тарантино. - «Я хочу сразить вас наповал». «Оскорбить и получить от этого изысканное наслаждение – вот чем дурной тон воодушевляет меня», - цитирует Дэвид Дейда Шарля Бодлера в книге «В ожидании любви» («Waiting For Love»).
Но если мы отвергаем превышение, это не значит что мы не жаждем его. Например, современник Бодлера, философ Мишель Фуко, так отчаянно желал экспериментов с превышением, что в итоге умер от СПИДа в возрасте 57 лет, после долгих лет, проведённых в погоне за блаженством, и деградацией в области садо-мазохизма в Сан-Франциско. Он известен благодаря своему высказыванию «Нет ничего плохого в трансгрессии». Фуко, как говорит историк Джеймс Миллер, был убеждён, что
Через высвобождение своих самых мучительных [эротических] порывов. . .человек может «осознать себя в первый раз» - и одновременно почувствовать трансформирующую силу «превосходной чистоты и простоты». «Трансгрессия», - пишет Фуко, – таким образом «поддерживает ту безграничность, в которую совершается прыжок», открывая пространство возможного преобразования и предлагая нам обновить нашу «исключительную способность открыть священное в его переходной сути».
Тем не менее, остаётся вопрос: Была ли та безграничность, которую переживал Фуко во время трансгрессионного секса тем же самым, что и безграничность при духовной свободе? Является ли постмодернистское сокрушение табу, истин и традиционных границ действительно синонимичным с нондуальностью мистиков, с «миром за пределами понимания», со светом, описанным в Чхандогья-упанишадах, «который сияет выше всех вещей на земле, выше всех нас, выше небес, выше самых высоких небес»? Или это что-то совершенно другое, что-то больше похожее на нигилизм, хотя и одетое в священные одежды?
«На самом деле мне не хочется секса», - пишет Дейда в книге «Поиск Бога через секс» («Finding God Through Sex»). «Я немного устал. Но, кажется моей любовнице он нужен. Нам обоим он нужен. Мы не очень возбуждены. Но я чувствую её потребность. Её тело напряжено. Её мысли хаотичны. Её чувства обострены, оторваны от реальности. Её связь с миром сейчас ослаблена, так же как и у меня. Именно в эти моменты – когда я занимаюсь любовью ради неё, а она ради меня – мы осознаём истинную природу нашей любви». Не вводите меня в заблуждение – я двумя руками за сексуально-позитивные формы духовности, за внесение осознанности и страсти в отношения и в интимную жизнь, за более полные ощущения в себе мужского или женского начала. Вносите! Ощущайте! Но обязательно ли нужно чувствовать себя при этом именно так?
В мире, который можно охарактеризовать с помощью таких понятий, как атеизм и научный материализм, единственный источник смысла, которому стоит верить – это материальность вещей которые ты видишь перед собой и которые ты чувствуешь. Но это совершенно другой мир, не тот мир просветления, духа, и мистической нондуальности, на обитание в котором заявляет права Дейда. Даже если может показаться, что отрицание постмодернизмом абсолютных истин и иерархии ценностей – это то же самое, что и тантрическое открытие единства и пустоты вещей по их глубинной сути, на самом деле они прямые противоположности. И проблема «обнажённой дхармы» Дейды в том, что он объединяет две вещи: нигилизм, полное отсутствие смысла; нондуальность, безграничную вездесущность смысла, который невозможно постичь разумом. Маскируясь под поставщика нескончаемой мудрости и полного духовного освобождения, вместо этого он выглядит так, будто просто реквизировав язык и идеи просветления, он теперь пропагандирует освобождение совсем другого рода – свободу и безнаказанность циника эпохи постмодернизма, который во главу угла своей веры ставит полную бессмысленность всего.
Говоря словами другого автора постмодернизма – или пары авторов – братьев Коэн, которые высмеивают непредсказуемые (и явно имеющие сексуальные подтекст) опасности нигилизма в своём культовом классическом произведении «Большой Лебовски» («The Big Lebowski»):
Мы ни во что не верим, Лебовски. Ни во что. А завтра, мы вернёмся и отрежем тебе член!