Подписка на наШИ новости

Электронная почта:

Посмотреть архив

 

Огонь свободы

Могут ли женщины быть скрытыми движущими силами истории? В своем кратком обзоре трехтысячелетней истории, теоретик феминизма рассматривает, как женское стремление к духовной и социальной свободе положило начало культурным изменениям на Западе.
Элизабет Деболд

 

 

Огонь свободы
Краткий (и несколько умозрительный)обзор трехсотлетней истории переворотов в женском сознании и их влияния на западную культуру

 

Автор: Элизабет Деболд

 

 

 

В исторических коллизиях, от самой древности до наших дней, деяния и помыслы великих мужей задают тон и являются движущей силой, поднимающей человечество из глубин бессознательного. Я имею в виду именно мужчин – особей мужского пола. Для большинства из нас история отождествляется с деяниями великих мужей: Платона, Аристотеля, Александра Македонского, Иисуса Христа, Карла Великого, Леонардо да Винчи, Коперника, Галилея, Декарта, Фрэнсиса Бекона, Джона Локка, Канта, Гегеля, Линкольна, Ганди… вплоть до переворотов современности, определяемых Эйнштейном, Гейзенбергом, Пикассо, Фуко и Дерридой. Разумеется, были и женщины – Клеопатра, Элеонора Аквитанская, Бетси Росс, королева Виктория и королева Елизавета, Соджернер Трут – достаточно, чтобы собрать вместе и ежегодно отмечать Месяц женской истории в американских школах. Стоит ли говорить, что о месяце мужской истории нет и речи, так что исключение лишь подтверждает правило. Вехи в истории - это удел мужчин; женщина хранит домашний очаг… или как там еще говорят.

 

Так ли это? Оглянувшись лишь мельком назад, можно увидеть поколения женщин, чьи жизни вращались вокруг дома и очага – идеальные, чуть ли не наманикюренные газоны вокруг загородных домов 1950-х, «ангел в доме» в викторианскую эпоху, сельский дом и дворянская усадьба, первобытная женщина, растирающая зерна, с младенцем в люльке. Палеоантрополог Ричард Лики подчеркивает, что отношения между матерью и ребенком «являются социальным элементом, на котором выстраиваются все более высокие порядки общества». Без детей культура не в состоянии выжить, и на протяжении тысячелетий диада «мать-ребенок» остается фиксированной и всячески охраняемой точкой отсчета, вокруг которой развивается культура. Таким образом, женщины играли и играют основополагающую и консервативную роль практически в каждом обществе. Слово «консервативная» я в данном случае употребляю в самом строгом смысле, поскольку женщины сохраняют и охраняют культурный статус-кво, растя детей, которым предстоит воплотить в жизнь социальные нормы и ценности.

 

Женщины-бунтарки

Вибия Перпетуа

Раннехристианская мученица, 203 г.

«Я осознала, что сражаться предстоит не с дикими зверями, а с Дьяволом – и я поняла, что одержу победу».

 

Екатерина Сиенская

христианский мистик эпохи средневековья, 1347-1380

«Отныне нет места равнодушию! Никакого сна разума! Нет, с отважным и горящим сердцем отдать всю любовь и все помыслы на прославление Господа».

 

 

 

Однако, оглядываясь назад, я также вижу кое-что еще: женщины, восставшие в 60 гг. 20 века, женщины на марше за гражданские права и отмену рабства, женщины, переходящие границы, женщины, бросающие вызов власти церкви, женщины, молящиеся у подножия креста Иисуса, когда апостолы-мужчины оставили его. Лица или имена конкретных людей распознать зачастую трудно. Но если мы посмотрим на женское движение в исторической перспективе, мы разглядим нечто новое в роли женщин в истории по сравнению с тем, что может показаться, если мы просто будем отмечать имена великих личностей или выискивать великих женщин, предположительно стоявших за спинами великих мужей.

 

«Мировая история, - пишет философ Георг Гегель - есть ни что иное, как поступательное движение вперед в осознании свободы». Гегель узрел нечто большее, чем деяния личностей в ходе истории; он увидел направление и устремление к постепенному пробуждению человечества к единству с Высшим духовным началом. Такой взгляд наводит нас на определенные вопросы. Он побуждает к поиску того, каким образом новые идеи свободы возникают в человеческом сознании – и каким образом впоследствии эти идеи превращаются в социальные структуры, которые способствуют росту свободы. А это в свою очередь наводит на мысли о том, каким образом освобождение сознания – т.е. свобода духа – связана с культурными изменениями.

 

Глядя на историю с этой точки зрения, я начинаю видеть поразительную взаимосвязь между переворотом в сознании женщин и культурными изменениями. Время от времени на протяжении истории западной цивилизации, под действием более суровых условий выживания или побуждаемые неким повелением свыше, женщины снимали фартуки, передавали спящих детей с рук на руки, покидали насиженные гнезда и предавались духовному видению и идеям, которые камня на камне на оставляли от принятых ролей и условностей. Практически всякий раз, когда это происходило, имели место культурные прорывы, подвижки к большей социальной свободе, зачастую сопровождавшиеся революционными изменениями. Но затем, похоже, вновь и вновь женщины возвращались на круги своя - к домашнему очагу.

 

Будучи как хранительницами заведенного порядка, так и бунтарками, женщины играли парадоксальную роль в культурной эволюции. Это не удивляет приверженцев школы Юнга, которые разделяют потоки сознания на «мужские» и «женские» принципы и оспаривают роль женского начала, представляющего собой парадокс: и статическое сохранение рода, и движение к новому. Поэт и культурный философ Вильям Ирвинг Томпсон, например, прибегает к точке зрения Юнга для толкования доисторических времен и не соглашается с мнением, что «социальная и культурная революция», зародившаяся в саваннах, где эволюционировал гомо сапиенс, произошла именно благодаря переходу от эстрогенной активности к менструальному циклу у самок высших приматов - т.е. от нескольких периодов течки в году к постоянной половой рецептивности. Томпсон, при поддержке других, как, например, Райана Эйслера, также оспаривает утверждение, что революция времен неолита – когда люди начали выращивать растения – произошла главным образом благодаря открытиям, сделанным женщинами.

 

Однако меня интересует то время в прошлом, когда женщины сделали осознанный выбор в пользу нового. Выделяя взаимосвязи между переворотами в сознании женщин и культурными сдвигами, я не могу утверждать, что первые являлись причиной вторых, как бы интригующе это ни казалось. Любое эпохальное изменение в истории имеет множество причин – технологических, экономических, связанных с окружающей обстановкой. При этом сложность самой истории дает возможность приверженцам школы Юнга отыскать любое свидетельство, какое им понадобится, чтобы отвести женскому началу особую роль в культурных изменениях. Возможно, мы принимаем желаемое за действительное, а может, и нет. Но в то же время в этом есть определенная логика: когда хранители культуры отходят от предписанных им ролей, за этим должно что-то последовать.

 

В настоящее время мы находимся на интересном этапе развития нашей культуры. Множество женщин (и мужчин) на лидирующих позициях призывают к возрождению женского начала и новой, более обширной, роли женщин в изменении мира. Тем не менее, место, которое мы склонны отвести вкладу женщин, это традиционные роли хранительницы установленного порядка. Вышедшая недавно статья о выдвижении кандидатуры Хилари Клинтон на пост президента даже подвергает сомнению то, что связанные с воспитанием и выращиванием потомства качества женщины в противовес мужскому началу, часто наблюдаемому в политике, могут довести женщину до Белого Дома. Неужели именно традиционные качества женщин вызывают культурные изменения? Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется обратиться к последним трем тысячам лет, чтобы вычислить моменты прорывов в женской истории: когда они произошли? Какие качества проявили женщины? Каким образом эти прорывы связаны с эпохальными сдвигами в западной культуре? И, наконец, можем ли мы извлечь какой-нибудь урок из истории, который мог бы дать ключ к разгадке того, что женщинам надлежит сделать сейчас, чтобы двинуть западную культуру вперед?

 

 

На пути мученичества, мистицизма и бунта

 

Начало зарождения культуры человечества утрачено для нас. Свыше двадцати пяти тысячелетий назад по неизвестным нам причинам люди впервые начали создавать живописные росписи на стенах пещер. По-видимому, десять тысяч лет назад женщины каким-то образом выучились выращивать растения, положив начало садоводству и огородничеству и способствуя тем самым возникновению первых крупных поселений. В конечном итоге садоводство и огородничество переросло в сельское хозяйство, которое, в свою очередь, привело к появлению торговли, письменности и возникновению первых крупных сообществ и империй. По мере развития прогресса роли мужчин и женщин значительно дифференцировались. Для поддержания роста сообщества женщинам было необходимо рожать и растить детей, что зачастую угрожало их жизни, привязывая их к дому. К моменту написания первых пяти книг Ветхого Завета (между 1150 и 250 гг. до н.э.) и древнегреческих эпосов (около 700 г. до н.э.), культуры воителей уже сформировались. В этих культурах женщины нуждались в защите мужчин, чтобы выжить и растить детей. Во всех этих культурах местом женщины был дом.

 

Их этих воинственных культур выросло христианство, а женщины вышли из тени и стали играть более осознанную роль в истории, желая выйти из-под мужской опеки. И тогда, и сейчас послание Христа было невероятно радикальным: каждый человек равен в боге и каждый человек может обрести свободу через непосредственную связь с богом. Апостол Павел говорит: «Во Христе…нет женщин и нет мужчин». Реакция женщин независимо от общественного положении, женщин, которые почти не играли никакой общественной роли в древнем мире, была поразительна. «Лет через десять – двадцать после смерти Христа определенные женщины удерживали лидирующие позиции в местных христианских общинах; женщины выступали в роли пророков, учителей и евангелистов»,- поясняет Элейн Пейджелс в «Гностическом Евангелии». При этом мощью, с какой развивалось христианство, человечество, возможно, было обязано ряду женщин, воодушевленных и окрыленных посланием Христа. «В четвертом веке»,- пишут историки Бонни С. Андерсон и Джудит П. Цинссер в «Собственной истории»,- «Епископ Палладий установил, что число женщин, избравших путь уединенной аскезы, вдвое превышало число мужчин».

 

 

Ида Б. Уэллс

Суфражистка и участница общественного движения против судов Линча, 1862-1931

«Лучше погибнуть в борьбе с несправедливостью, чем умереть, как собака или крыса в капкане».

 

 

Сложно вообразить, насколько по-бунтарски были настроены эти женщины. Пейджел в своей книге «Адам, Ева и змей» приводит убедительные истории о женщинах, взбунтовавшихся против воли родителей и отказывавшихся выходить замуж, избиравших путь опасности и неопределенности нищеты, отдававших все свои деньги, бросавших вызов установившемуся порядку, живя среди рабов и в сожительстве с мужчинами, порывавших с условностями, давая обет безбрачия, в то время как и иудеи и язычники признавали для женщин единственный долг – рожать детей (предпочтительно сыновей). Текла, женщина, которая в конечном итоге проповедовала наряду с апостолом Павлом, привела свою мать в ярость, отказавшись выйти замуж за человека, выбранного ей в мужья. Мать подала не Теклу в суд и требовала ее смерти, чтобы ее пример заставил других девиц подумать дважды прежде, чем ослушаться родителей. Она чуть было не подверглась надругательству и не была сожжена живьем, но ей удалось переодеться в мужское платье и бежать, чтобы последовать призыву свыше. С сердцами, горящими от страсти к Господу, первые женщины-христианки стали серьезными противниками римского порядка – по всей Римской империи разносились истории о том, как они пели хвалу Господу, когда их жгли на кострах или приносили в жертву на ужасающих представлениях. Они без страха противостояли мировому порядку.

 

 

С сердцами, горящими от страсти к господу, первые женщины-христианки стали серьезными противниками римского порядка

 

 

Мог ли исключительный рост самосознания и новое моральное сознание этих женщин привести к тому, что христианство стало государственной религией Римской империи? Не могу судить, но это определенно повлияло на императора Константина, который принял важное решение перевести языческую империю в лоно христианства. Говорят, сам он обратился в новую веру из уважения к своей матери-христианке, Елене, которая была известна своей отвагой в поддержании своей веры.

 

В бурные времена падения Римской империи и подъема христианской церкви женщины были на переднем крае изменений, даже невзирая на то, что развивающиеся принципы христианства принижали их достоинство. Многие отказывались подчиняться власти церкви и обращались к гностическим культам, дававшим им духовную и социальную свободу проповедовать, пророчествовать и обретать Бога в своих сердцах. Тертуллиан, раннехристианский иерарх, говорит о бесстрашии этих женщин, когда пишет: «Эти еретички – как они дерзки! Они лишены скромности; они до того бесстыдны, что поучают, спорят, занимаются изгнанием бесов, лечат, а то и крестят!» С первого века христианской эры женщины начали собираться вместе, ища защиты коллектива, чтобы свободно следовать по пути к высшей истине. К 800 году женские и мужские монастыри (а иногда и совместные) были рассеяны по всей Европе. Эти структуры давали женщинам духовное прибежище и намечали новую форму культуры, которая была призвана объединить Европу в новом мировоззрении. Однако постепенно свобода, обретенная женщинами в раннехристианскую эпоху, была подавлена возглавляемой мужчинами церковью, отказавшей женщинам во власти. «Времена брожения умов, опытов и изменений быстро прошли», отмечают Андерсон и Цинссер. «На смену им пришел гораздо более длительный период консолидации и консерватизма». Женщины оставались дома как подруги, жены и матери.

 

Суламифь Файрстоун

активистка феминистского движения, 1945 г.р.

«Если бы было слово, более всеобъемлющее, чем «революция», мы бы использовали его».

 

 

Затем, в двенадцатом и тринадцатом веках огонь свободы вновь разгорелся в женских сердцах. Не могу найти возможных причин – может, христианство просто повзрослело – произошла вспышка душевного волнения, которая привела к возрождению мистицизма. Гораздо больше женщин, чем мужчин, предпочли оставить мир и полностью предаться Богу именно таким образом. Временами отправляемые в монастырь своими семьями в качестве жертвоприношения, временами бежавшие от отупляющей рутины домашней жизни, эти женщины-мистики добились своеобразной независимости, освободившись от уз супружества, добровольно избирая стезю проводников господней любви. Многие из этих женщин стали на путь аскезы, что требовало и исключительной дисциплины, и безграничного доверия. Каждая страница их работ буквально дышит мощью, убежденностью и ясностью мысли. Вместе с тем, нашел выражение новый тип любви - куртуазный - в песнях и поэзии мужчин-трубадуров и, как подчеркивает Райан Эйслер, и женщин-трубадуров тоже. Куртуазная любовь была идеализированной любовью рыцаря к благородной даме, которая так и оставалась недостижимой. Возможно, впервые в истории женщина стала объектом славословия в культуре за ее способность повергать своего поклонника в исключительное восхищение.

 

Но в силу ряда причин это не продлилось долго. Черная Смерть опустошила женские монастыри, которые никогда более не вернулись к прежнему состоянию. Женщины вернулись в дом. Вымерло от трети до двух третей населения Европы; в мировом же масштабе погибло семьдесят пять миллионов человек. По некоторым причинам именно в этот самый безысходный исторический момент по всей Европе расцвел культ Девы Марии – к удивлению иерархов церкви. В своей работе «Цивилизация и Трансформация власти» Джеймс Гаррисон отмечает, что «Черная Смерть и поклонение Марии в совокупности привели к совершенно новому порядку в Европе, что в результате повлекло за собой Возрождение, Реформацию и в конечном итоге Просвещение». Это могло быть частью одного целого, одним движением в сознании – женщины-мистики, идеал куртуазной любви и культ Девы. Могли ли эти выражения любви и свободы способствовать открытию пути к гуманизму, новому мышлению и иному взгляду на мир?

 

По мере того, как через Реформацию и Просвещение на крыльях перемен был принесен новый порядок, женщина снова сделали шаг вперед. Несмотря на то, что с середины пятнадцатого века до начала семнадцатого тысячи женщин были обвинены в колдовстве и публично казнены, остановить женщин было невозможно. Андерсон и Цинссер говорят, что во времена Реформации шестнадцатого века «женщины снова стали бунтарками и фанатичками, хватая удачу за хвост со страстью и рвением, сопоставимым разве только с пылом верующих и обращенных раннехристианской эпохи. Они протестовали, они боролись и принимали мученическую смерть… Они учились, они проповедовали, они обращали других в свою веру. К некоторым Бог обращался в их видениях, давая таким образом силу и власть критиковать и пророчествовать». Возникло ли бы Просвещение во Франции, Франции, которая всего лишь две сотни лет, как вырвалась вперед к свободе из-под английского владычества, ведомая юной Жанной д’Арк, сгоревшей на костре, без созданных женщинами салонов, где вольнодумцам было позволено спорить, обсуждать и составлять заговоры?

 

Движение женских салонов бросило вызов традиционному укладу придворной жизни и разожгли пламя свободы. Первый салон был создан Катрин де Вивонн, маркизой де Рамбуйе, в начале семнадцатого века. Она бросила вызов условностям и нормам поведения и морали, создав дом, где люди могли разговаривать, и атмосферу, в которой мужчины и женщины могли встречаться и говорить на равных. По предложению мадам де Рамбуйе женщины и мужчины, входившие в этот кружок, клялись не вступать в интимную связь друг с другом, еще одно противоречивое решение, которое «освободило [их] для роли помимо роли жен или придворных». Начавшись во Франции, на протяжении почти двух веков салоны распространились по всему континенту и, перебравшись через Ла-Манш, попали в Англию. Повсюду, где они появлялись, они распространяли идеи Просвещения и рационализма, свободы и наслаждения жизнью. Для некоторых хозяек салонов обстановка близости была просто еще одним средством привлечения мужского внимания, но для других, как говорила Генриетта Герц, немецкая хозяйка салона, это был полный разрыв с традициями и выражение «неудержимой свободы духа».

 

Со временем от салонов отказались; считалось слишком опасным, чтобы женщины имели власть над ушами мужчин. Так что женщины опять вернулись домой к ролям, которые менялись, отражая растущую веру женщин в то, что они являются противоположностью мужчин- неспособны рационально мыслить, слишком нежны для страстей тела и идеально подходят к домашней сфере.

 

К началу девятнадцатого века, в разгар культа домовитости женщины снова воспряли духом – на сей раз в Соединенных Штатах. И на сей раз взаимодействие демократических идей, коренившихся в послании Христа о равенстве, и мрачной рабской реальности повлияло на обстановку, в которой женщины, воодушевленные духовным видением, придававшим им мужество нарушать табу в отношении места женщин в общественной жизни, положили свои жизни на алтарь борьбы сначала против рабства, а затем против собственного второразрядного статуса. Их влияние, хоть и осмеиваемое и оспариваемое, было неопровержимым. Они внимательно изучали Библию, вновь постигали Христа, на сей раз свободные от догматов церкви, вели дела и организовывали. Эти женщины – и среди них Элизабет Кейди Стентон, Сьюзан Б. Антонии, Лукреция Мотт и Ида Уэллс – были неутомимы и бесстрашны, а слова их были пророческими.

 

На протяжении семидесяти лет лидеры движения суфражисток трудились над тем, чтобы Конгресс, полностью состоявший из мужчин, дал женщинам основное право голоса. Для этого требовалось массовое движение. Так что, чтобы получить поддержку женщин для того, что считалось неженским занятием, лидеры движения суфражисток двадцатого века более не говорили о равных правах с мужчинами – послание равенства было для многих слишком радикальным - поэтому они склоняли женщин на свою сторону, говоря о том, что женщины обладают более высокими моральными качествами, чем мужчины, и что именно это было необходимо для того, чтобы удержать страну на верном пути. Миллионы женщин подписывали петиции и маршировали. Но после 1920 г., когда право голоса было завоевано, женщины опять устремились домой.

 

И наконец, после Великой Депрессии и Второй Мировой Войны, поколение бэби-бума времен беспримерного процветания вышло на улицы, чтобы завершить работу предыдущего века. После борьбы за права человека и против войны во Вьетнаме молодые образованные женщины в Америке начали агитировать за свои права, создавая приливную волну перемен в сознании, которая нанесла удар по традициям, а затем перенеслась через Атлантику и прокатилась по всей Европе. У этих женщин не было Бога или религиозной веры, которые бы вдохновляли и возбуждали их. Посредством коллективной практики «подъема сознания» они оспорили буквально каждый аспект жизни женщины, перевернув решительно все – вопросы сексуальности, работы, брака, детей и религии. Под этим напором власть установившегося порядка, что делила мир по половому признаку, начала рушиться.

 

И эти женщины домой не вернулись. Они и последовавшие за ними поколения может и хотели бы, но уже не могли – во всяком случае не так, как прежде. Домашняя жизнь наконец утратила привязку к социальной структуре, установленной Богом или традиционным укладом. Теперь женщины имеют возможности выбора, которые поразили бы воображение наших предшественниц. Брак, дети и все, что прежде было сутью жизни женщины, стало необязательным не только для нескольких отважных душ, но для всех современных женщин. Дом рухнул.

 

Коренные изменения, подвигавшие сознание и культуру вперед, исходили не от женщин, которые главным образом ассоциировались с нашей биологически обусловленной ролью хранительниц и воспитательниц. Изменения исходили от женщин, которые осмеливались бросить вызов традициям, чтобы искренне последовать за духовным призывом к свободе.

 

 

 

Куда мы идем сейчас?

 

Наблюдая за этими культурными сдвигами – и пропутешествовав от саванн до Римских провинций, перемещаясь по Европе, сделав остановку во Франции, переплыв Атлантику и попав в Америку – при каждом судьбоносном столкновении старого и нового мы видим женщин. Вдохновленных женщин, бросивших вызов Римской Империи, раннехристианской церкви, средневековой церкви, традиционным укладам королевских дворов, идеалам совершенной женственности и требованию выходить замуж и рожать детей. В дохристианскую эпоху женщины требовали свободы, чтобы провозглашать идеи Христа; до наступления эпохи Возрождения женщины видели жизнь с высоты божьего полета. В те краткие моменты, когда женщины поднимались, чтобы постичь неизведанное, наступало некое внезапное озарение, что-то вроде фотовспышки, которое открывало потенциал для того, чтобы женщины и мужчины стали равными в социальном и в духовном плане. Но после каждого такого проблеска женщины оставляли добытую таким трудами свободу и независимость, захваченные отливной волной традиций и подчинялись мощным силам, которые традиционный уклад может бросить на свою защиту. До настоящего времени.

 

До настоящего времени, потому что последние сорок лет радикально нарушили традиции. Мы обладаем свободой, какой никогда не было ни у одной из женщин в прошлом: выстраивать собственную жизнь, поступать по своему усмотрению, работать или не работать, выходить замуж или не выходить (или выходить по нескольку раз), заводить собственных детей или приемных или не иметь детей вообще. Наши предшественницы едва ли могли представить себе все то, чем обладаем мы: свободу контролировать рождаемость, возможность учиться и мыслить независимо, возможность самостоятельно зарабатывать на жизнь, возможность влиять на мир.

 

Весь путь истории человечества до настоящего времени зиждился на необходимости защищать диаду «мать-ребенок», даже несмотря на то, что столь огромное число женщин и детей зачастую боролись просто за выживание. Взаимоотношения женщины с детьми и с мужчинами, которые нас защищают, были основой нашего существования. В патриархальном обществе для женщин это означает и более жесткую конкуренцию с другими женщинами, и постоянную незащищенность ввиду зависимости от другого человека – физически и социально более сильного – чтобы выжить. Поэтому тысячелетиями женщины создавали беспрецедентное искусство утонченной манипуляции, обескураживания и завлечения до тех пор, пока мы сами не попались на крючок потребности в самоутверждении. Тем не менее, хотя эта диада более не является осью, вокруг которой вращается наша жизнь, женщины продолжают совершенствовать искусство выживания, предназначенное для привлечения и удержания мужского внимания – несмотря на то, что нам больше нет нужды быть зависимыми. Социально мы равны мужчинам.

 

Теперь для растущего числа женщин нет ни бога, ни церкви, ни традиционного уклада, ни дома, ни «другого человека», к которым можно было бы привязать нашу сущность. Тысячелетия тщательной каталогизации причин нашего подчинения, и биологически, и социально навязанных нам и добровольно принятых нами, отпали, а с ними, на удивление – наше чувство защищенности во взаимоотношениях, сознание нами того, кто мы есть и для чего мы здесь. Наша свобода стоила нам нашей сути, она разорвала сеть связанности, которая нас определяет – дочь, сестра, мать такого-то… Эта связанность является силой – программой, запечатленной в мозгу женщины, призванной исполнить долг и дать жизнь, последовать велению эволюции и продолжить род, который в конечном итоге предстанет перед глазами Бога. Борясь, некоторые из нас возвращаются назад к знакомой роли. Многие отчаянно пытаются самоутвердиться во взаимоотношениях – и готовы сделать все, что угодно, чтобы найти или сохранить их, в то время, как некоторые пытаются вернуть заботу по воспитанию и родство на место, превратив мир в дом, который мы оставили позади. Привычка к уважению, заботе и видению себя глазами других, особенно мужчин, по-прежнему формирует нас изнутри.

 

Эти привычки управляют структурами в женском сознании, зачастую привязывая нас к реальности, которая заключается в том, что мы, привилегированные современные женщины достигли социального равенства с мужчинами. Кем бы мы были, будь мы свободны от этих структур – да, даже свободные от принуждения быть заботливыми? Один из уроков, извлеченных мною из истории, заключается в том, что коренные изменения, подвигавшие сознание и культуру вперед, исходили не от женщин, которые главным образом ассоциировались с нашей биологически обусловленной ролью хранительниц и воспитательниц. Изменения исходили от женщин, которые осмеливались бросить вызов традициям, чтобы искренне последовать за духовным призывом к свободе.

 

После более двух тысяч лет борьбы за равенство, к какой еще свободе стремится дух женщин? Дерзнем ли мы освободиться от этих привычек, которые так прочно укоренились в наших клетках и в наших душах? Это весьма значительно - освобождение сознания побуждает нас противостоять физическим привычкам прошлого и нарушать их границы, существующие в нас самих. В этом отношении женщины действительно могут обладать ключами к культурным изменениям. Стоя плечом к плечу как женщины, сохраняя дух наших мужественных предшественниц в сердцах, мы в состоянии сдвинуть основную динамику зависимости от мужчины и отделения от женщин, которые удерживали нашу культуру на привычном месте. Тогда мы сможем по-новому соединиться с мужчинами, чтобы принять равную ответственность за планетарный кризис, с которым мы сталкиваемся, и вместе дать жизнь совершенно иному будущему.